кровь на песке

Fred Schruers

Total Film, № 6, июнь'2004 г.

Адская жара. Разорительные задержки. Еще более разорительное неудобство в виде случившейся на съемках настоящей войны. В одном можно не сомневаться: есть куда более простые и приятные способы потратить $200, миллионов, чем снять "Трою"...

Сан-Лукас, Мексика. Тринадцатое августа 2003 года. Час дня, типичная для этих мест сорокаградусная жара заставила даже приблудных дворняг искать укрытия в тени гигантских пластиковых ворот обреченного города Трои. Рядом с собаками валяется кто-то из массовки: туника намотана на голову в качестве тюрбана, глаза прикрыты. Не лучшие условия для съемок главной батальной сцены этого киногода, но у создателей "Трои" нет выбора.

Total Film присутствует на сотом дне съемок одного из самых дорогостоящих проектов в истории кинематографа - как подсчитали инсайдеры, съемочный день "Трои" стоит $700 000. Теперь прибавьте еще как минимум $30 миллионов - в эту сумму обошелся перенос съемок из Марокко (Warner Brothers решила, что во время иракской войны рисковать Брэдом Питтом не стоит). И еще $17.5 миллионов, которые упомянутая белокурая бестия прикарманит за исполнение роли греческого воина Ахиллеса. Плюс всякая мелочь вроде тысячеголовой массовки - в сумме получается что-то около $200 миллионов. Именно в подобных ситуациях пословица про "время - деньги" начинает приобретать особенно глубокий смысл.

Впрочем, насколько может судить Total Film, большинство участников авантюры на редкость спокойны и расслаблены (ага, им-то платить ни за что не нужно. - Рус. ред.). "У тебя что, баскетбольный мяч между ног?"- смеется Эрик "Халк" Бана, глядя на пробежки коллеги Орландо Блума по раскаленному песку. Бывший Леголас ухмыляется: "Ага, ноги у меня немного кривые".

Именно Парис, принц Троянский, которого играет Блум, заварил всю эту античную мировую войну. По крайней мере, было из-за чего: как мы помним (мы ведь помним? - Рус. ред.) по "Илиаде", Парис умыкнул Елену Прекрасную (Дайан Крюгер) у законного мужа, спартанского царя Менелая. Взбешенный, понятное дело, таким поворотом событий, последний в обществе многотысячной армии и своего брата, греческого полевого командира Агамемнона (Брайан Кокс), прибывает к вратам Трои раздать юному наглецу известно чего и вернуть неверную супругу. Но у Париса тоже есть мощный братец - троянский военачальник Гектор(Бана),-не намеренный давать родственника в обиду.

Сегодня Блум концентрируется на одном эпизоде: не слыша увещеваний брата, Парис мчится навстречу пятидесятитысячной греческой армии. Ему нужно подобрать церемониальный меч и унести его в Трою. "Как раз, когда вы окончательно начинаете считать его сумасшедшим, - объясняет режиссер Вольфганг Петерсен, - он превращает все это в акт чистого героизма и возвращает меч в городские пределы".

Проблема в том, что Петерсен никак не может решить, чего именно он хочет от сцены.

"Стоп!", - звучит команда. Блум, нейтральным голосом: "Что, еще один дубль?" Петерсен кивает. Блум, кисло: "Так мне... это... играть лучше?" "Ну что мне ответить?" - говорит Петерсен, который, не смотря на свою белую бесформенную шляпу излучает многоваттную элегантность гостя Венского бала. "Просто сделай по-другому..." Пауза. "Лучше..."

Петерсен, многоопытный немецкий театральный режиссер, дебютировал в кино в 1981 шедевральной "Лодкой" (Das Boot), концептуально прямо противоположной его нынешней работе. Подводная клаустрофобия против размашистых батальных cцен на открытом воздухе: ранние эпизоды Трои снимались на Мальте, большинство греческой атаки - здесь, в Мексике, на абсолютно девственном gляже.

Петерсен и Total Film скрываются от солнца под навесом, где 63-летний режиссер признается: "Я делал большие, сложные фильмы, но ничего подобного масштаба. Проект просто огромен; в смысле логистики и организации это самый безумный мой проект".

Разумеется, никто никого не заставляет дирижировать пятидесятитысячной армией: вместо этого Петерсен управляется с сотой ее частью. Остальные воины будут дорисованы компьютерами. Параллели с "Властелином колец" неизбежны, в чем Петерсен, к счастью, отдает себе полный отчет: "Мне нравятся фильмы [Питера]Джексона, но "Троя" -отдельная история. Мы хотя бы пытаемся дать аудитории ощущение участия в боях реальных людей. И мы не злоупотребляем Мрачной Магической Тьмой - все главные сражения "Трои" проходят под ярким солнечным светом. Это не волшебство - это кровь, пот и слезы. Я хочу стереть дистанцию между экраном и зрителями, хочу, чтобы каждый почувствовал песок в своих сандалиях и рукоять меча в своей руке. Это не было развлечением. Это не было организованным столкновением. Это был кровавый ураган, страшный смертоносный беспорядок. 1250 лет до Христа. Задолго до Александра Великого с его формациями и прочими тактическими находками. Это десятки тысяч солдат, рвущих друг другу глотки. Все против всех. Там много жестких эпизодов".

Он наблюдает, как первый ассистент режиссера Джерри Гэвиган строит 500 статистов на склонах холма для последующей атаки. Последние, судя по доспехам, прибыли из Спарты, Итаки, Микен и еще полудюжины мест; мелькают устрашающие черные доспехи мирмидонцев (ведомых Питтовым Ахиллесом, хотя и не в сегодняшнем эпизоде). Первый прогон огорчает Петерсена: статисты рассеиваются и напоминают не армию, а детсад на прогулке. "Стоп, стоп, стоп! - кричит ассистент. - Давайте еще раз".

Петерсен мрачен. "Как я и говорил, это очень трудный фильм, - напоминает он Total Film между дублями. - Очень много натурных сцен - почти 90% от общего хронометража. Вы не представляете, каким уязвимым я себя чувствую, работая с таким количеством людей. Почти все постоянно маются желудком - местные называют это "Месть Монтесумы".

Кто-то из съемочной группы постоянно лежит в больнице с тепловым ударом. Вся эта логистика, болезни и жара способны доконать любого... Я думаю, помогает нам только то, что "Троя" - действительно отличный фильм. Если бы хоть у кого-то были бы хоть какие-то сомнения по поводу того, что мы тут делаем, все бы обрушилось. Это Гомер, это "Илиада". Потрясающее сочетание эпического размаха и человеческих историй, многоуровневое повествование".

Петерсен снова натягивает шляпу и готовится покинуть спасительный тент: статисты снова расставлены. Режиссер, уже погруженный в свои мысли, словно бы напоминает себе что-то важное: "Это одна из величайших историй всех времен".

Я думаю, лучшее доказательство мощи троянского мифа, - говорит сценарист Дэвид Бениофф, - это то, что мы экранизируем его три тысячи лет спустя". Бениофф, недавно адаптировавший для Спайка Ли свою книгу "25-й час", сегодня - один из самых громких сценаристов Голливуда. Но и он прекрасно понимает масштаб проекта: в конце концов, помимо "Илиады", Бениофф использовал в сценарии "Трои" эпизоды Вергилиева "Энея" и ряда других античных литературных блокбастеров". "Илиада" начинается с ярости Ахиллеса по поводу жестокого обращения Агамемнона с девочкой - рабыней, - говорит сценарист. - В моем сценарии это происходит где-то на 82-й странице. Фильм - полная летопись Троянской войны, и я позволил себе вполне достаточно свободы, чтобы полностью передать это в сценарии".

Результат получился настолько впечатляющим, что Warner Brothers поступила совершенно несвойственным образом: одновременно отослала копии Петерсену (чья студия Radiant Productions имеет с WB долгосрочное дистрибьюторское соглашение) и Брэду Питту. Процесс пошел.

Убеждать актера принять участие в веселье не пришлось. "Мы славно пообедали в немецком ресторане в Лос-Анджелесе: жирная немецкая еда и пиво.- вспоминает режиссер. - Говорили о сценарии и его роли: Питт был впечатлен. Мы еще поболтал и об Эрике Бана, с которым я тоже как раз накануне встречался. Брэд тогда посмотрел его фильм "Чоппер", и мы согласились, что Гектор из Эрика получится отличный. А потом были долгие недели кастинга на остальные роли".

Бана, которому сейчас 34, нуждался в младшем брате, который был бы отдаленно на него похож внешне, но казался бы юным салабоном на фоне закаленного в боях родственника - являясь при этом, не надо забывать, любовником прекраснейшей и опаснейшей женщины планеты. Блум, которому тогда едва исполнилось 25, был известен только по "Братству кольца" и совсем уж эпизодической роли в "Черном ястребе".

Прибыв в Лондон для встречи с Блумом, Петерсен поначалу был настроен довольно кисло: "Я никогда не слышал об этом парне. "Как-как вы говорите, вот этот подросток из "Властелина колец"?... С ушами и пергидрольной шевелюрой? Ммм, что-то он мне совсем никак". Ну, мы встретились, и он выглядел совершенно иначе, плюс мои английские коллеги постоянно говорили: "Ох, Орландо Блум, моя дочь от него без ума! Его обожают все девчонки!" Я сказал: "О, это хорошо. Для Париса это то, что надо - женщины должны его боготворить". Так все и получилось".

Вскоре Петерсен заполучил в проект коллегу Блума по "Братству кольца" Шона Бина на роль Одиссея, 19-летнего дебютанта Гаррета Хедлунда - в качестве младшего брата Ахилла Патрокла, а также икон экрана Питера 0'Тула и Джули Кристи на роли, соответственно, Приама, царя Троянского, и Фетиды, матери Ахиллеса.

Недоставало единственного, но критически важного ингредиента - женщины. Елены, очаровавшей Париса и приведшей известно к чему. "Вся кровь, все кошмары войны были инициированы этой страстной любовью", - говорит Петерсен. Елена Троянская должна быть божественным не-от-мира-сего-созданием, белокурой бестией среди брюнетов-греков. Здесь на сцену выходит Дайан Крюгер: все вышеописанное плюс холодные зелено-голубые глаза и благородная стать принцессы.

Петерсен настаивал на "свежих лицах" - так, за вычетом Питта, заодно удалось немного сэкономить на гонорарах. Зато на все остальное пришлось раскошелиться по полной: ураган, например, снес почти половину мексиканских декораций. Переезд из Марокко пришлось организовывать посредством гигантских русских транспортных самолетов: в их пузах летели разобранные декорации, включая культового Троянского коня. (Сцены с участием последнего, впрочем, снимались преимущественно на Мальте. Как вспоминает Шон Бин, "мы-то ждали некоего подобия десантного пандуса, но пришлось вылезать через люки в коняшкиных шее, спине и боках. Было похоже, словно по лошади ползают насекомые!".)

Хуже того, съемки на Мальте завершились трагедией: при исполнении трюка от сердечного приступа погиб каскадер Джордж Камильери. Потом, Питт потянул Ахиллово сухожилие - вдумайтесь в иронию происходящего. Это не говоря уже о растиражированных по всему миру папарацци - фотографиях голоногого Питта, при полном Ахилловом параде болтающего по мобильному телефону под мальтийским солнышком.

Здесь важно понимать, что весь многомиллионный вес этого эпоса покоится на Питтовом изображении Ахиллеса. Петерсен оставляет скептикам право сомневаться: "В нормальной ситуации я бы и сам сказал: "Брэд - Ахиллес? Потянет ли он это? Сможет ли отбросить свое солнечное обаяние и показать темную сторону?" Но он смог. Мне кажется, Брэд с самого начала инстинктивно понимал, как играть эту роль. Он чувствовал себя актером, рожденным для этой роли. Однажды он даже сказал Питеру 0'Тулу: "Все, что я делал раньше, было только репетицией на пути к этому". Все его поведение, его физические тренировки, его моральная готовность, тот факт, что он бросил курить специально для "Трои"... Он сделал все, чтобы стать Ахиллесом. И он им стал".

Для чего пришлось, между прочим, побороться с прононсом. "Сначала он звучал слишком по-американски. - признает Петерсен. - но очень быстро выработал более нейтральное произношение. И стал величайшим воином всех времен".

Сложно было не только Питту. Бана долго думал, прежде чем принять роль Гектора. "Процесс убеждения самого себя, что я справлюсь, был мучительным, - говорит экс-Халк. - Потому что если бы не, я бы монументально облажал весь фильм".

Как только съемки стартовали, Бана полностью расслабился. Он всерьез начал считать экранного родственника Орландо Блума "своим мелким братцем" и был страшно горд работой рядом с легендарным Питером 0'Тулом. "Абсолютно невероятное ощущение: играть в одном эпизоде с актером, которого давно и искренне боготворишь, - объясняет Бана. - На этой неделе мы снимали потрясающую сцену: перед битвой с Ахиллесом я прощаюсь с семьей. Персонаж Питера - единственный человек, которому Гектор может позволить себе показать какие-либо эмоции. Это было здорово, от меня и игры-то никакой не требовалось".

С момента, когда Блум и Бана впервые встретились на тренировках по верховой езде в Лондоне, сотрудничество переросло в приятельство: сигары, виски и "блин, как я вчера навернулся!". "Он для меня - как Гектор для Париса, - признается Блум. - Образец для подражания, очень достойный человек".

Пока Блум болтает, гримеры накладывают тональный крем на нешуточный шрам на его ноге. "Нам еще предстоит снимать сцену, где мой брат отправляется биться с Ахиллесом. Гектор-достойный, умелый, отважный и сильный боец. Но Ахиллес - убийца. Поэтому, когда он идет биться...". Он умолкает и задумывается. "Мне еще придется сыграть этот момент, где брат делает то, что обязан был сделать я".

"Парис - очень особенная роль для Орландо Блума. - говорит Бениофф. - Понятное дело, он был бесстрашным героем во "Властелине колец", с легкостью завалил слоняру и так далее. А здесь вот ему приходится проявлять страх..."

"Это фантастически огромный эпос. - говорит Блум. - выстроенный на обычных человеческих эмоциях: ярость, ненависть, любовь, страх; все эти вещи, способные привести мужчину к войне, привести целую страну к войне. Будучи юным принцем, Парис был защищен зонтиком своей семьи ото всех внешних неприятностей. Он даже меча в руках никогда не держал, все больше луком баловался - а это вообще как бы спорт. Парис решил, что пусть лучше воином станет его старший брат. Он сложный персонаж, практически антигерой. Принимаемые им решения обычно очень неприятны..."

Блум умолкает: морской бриз швыряет ему в лицо пригоршню песка. Ассистент режиссера говорит, что на сегодня он свободен. Никто не стал бы винить молодого актера, если бы он немедленно отправился по направлению к гостиничному холодильнику и бассейну, но вместо этого он подходит к Петерсену и спрашивает, все ли было в порядке. Тот улыбается и приязненно кивает. Блум протягивает руку и несколько подчеркнуто формальным образом трясет Петерсенову: "Здорово работать с вами, босс".

Направляясь к воротам, он продолжает прерванную мысль. "Парис молод, я тоже молод. Будучи молодым, невозможно постоянно не попадать в идиотские ситуации, это закон такой. Как семь смертных грехов, понимаете? Каждый пытается понять, что они значат для него лично. С Парисом это очень сложно". Помолчав, Блум добавляет: "Но чертовски интересно".

Total Film снова присоединяется к Петерсену и остальной съемочной группе. Мы стоим на брезентовых полотнищах, расстеленных на раскаленном за день песке. Режиссер вслух пытается разобраться, что же столько дней подряд удерживает его мозг "от полного расплавления". Говоря о фильме, в буквальном смысле согнавшем с него семь потов. Петерсен приходит к философскому выводу: "Я думаю, в каждом из нас есть Ахиллес и Гектор. Вспоминая себя в детстве, очаровала бы меня мощнейшая воинская харизма Гектора?.. Конечно. Любой бы не устоял. Как я отношусь к заносчивости Ахиллеса, знающего о своей неуязвимости и жаждущего вечной славы? Есть ли во мне такая частица? Конечно. В любом есть. Вот что делает эту историю такой интересной - она отражает реальность. А не, знаете, "о'кей, это хороший парень, а это - гнусный гад". И именно поэтому "Троя" - такой рискованный проект. В нем нет удобных для режиссера и понятных зрителю клише. Его герои во многом пересекаются с вашей собственной жизнью. История всегда одна. В ней всегда есть любовь, ненависть, страсть. Только в нашем случае у нее другой масштаб".